Марина ПЕРОВА

МАГРЕЗ КЕЛЕХСАЕВ: МЕЛОДИЯ ДЛЯ ВЕТВЕЙ КРЫЛАТОГО ДЕРЕВА


   Когда   в   горах  выпадает  снег,  природа  сменяет  экспрессию
живописного  полотна на изысканный графический  лист  с  обнаженной
утонченностью ритмов. Именно эта завораживающая чеканность ритмов в
соприкосновении  с  цветовым  пятном  всегда  волновала  живописца-
станковиста и театрального художника Магреза Келехсаева.
   Значительную   часть   его  станковых  полотен   можно   назвать
живописным  вариантом джаза, где ведущая мелодия национальной  темы
развивается  в  новые  и  свежие формы,  порожденные  пластическими
диалогами   с   мировым   художественным  наследием,   собственными
находками  и  богатейшей  художественной  фантазией.  Как   всякому
человеку,   выросшему   в   горах,   ему   присуще   стремление   к
всеобъемлемости    мира   и   дуалистическое   ощущение    мирового
пространства, бесконечно растекающегося вокруг громадой  макромиров
и  доверчиво  простирающегося  под ногами  во  всех  упоительных  и
мельчайших  подробностях. Поэтому художник часто  использует  прием
сближения   вертикальной  и  горизонтальной   плоскостей   картины,
позволяя  зрителю «взлететь» над миром, его селами  и  городами  со
свадьбами   и   погребениями,  трудовыми   заботами,   праздничными
застольями    и    любовными   свиданиями.   Он   с   удовольствием
интерпретирует колорит и световые эффекты Куинджи, погружая  в  них
почти  антропоморфно  скругленные очертания гор,  и  создает  образ
таинственной жизни одухотворенной природы, уютно уснувшей вместе  с
крошечным  аулом  под  оброненным платком  ночи  («Спит  мой  аул»,
«Лунная ночь»).
   Другую   синкретическую  тенденцию  в   его   творчестве   можно
обозначить  как  модульную, аналитическую или филоновскую.  Хотя  в
работах Келехсаева, естественно, нет прямых цитат Филонова, влияние
философии  Николая  Федорова, сказавшейся  на  творчестве  русского
авангардиста,  в  них  присутствует. Магрез Келехсаев  строит  свои
картины  из  живописных  кирпичиков-модулей,  своеобразных   единиц
бытия,  придуманных  им самим, возвращая жизнь прошлому,  встраивая
его  в  настоящее картинного пространства, где время  разомкнуто  и
проницаемо,  и вмещает не только материальное, но и незримое.  Дом,
модуль-архетип  –  начало  начал  в  иерархии  жизненных  ценностей
художника,  из  которого он создает свою модель  бесконечности.  Из
множества  домиков  строятся изображения  женщин,  в  свою  очередь
пребывающих в доме и являющихся его духовной основой в незыблемости
наших  представлений на картинах «Материнство», «Мелодия»,  «Коста.
Семья».
   На  одной  из  них  из  домиков вырастает  дерево.  В  различных
трактовках - это один из самых любимых и удачных образов художника.
Неслучайно в ряду его джазово-живописных тем есть и брейгелевская с
ее  пленительной  мелодией обнаженных ветвей и звенящих  вертикалей
стволов.  Дерево  на  холстах мастера  -  такое  же  одухотворенное
существо,  как  спящие  в изумрудной глубине ночи  горы.  Существо,
слушающее музыку природы и живущее в ее власти. Стройными органными
трубами тянутся к небу древесные стволы, вторя устремленности апсид
аланского храма и каскадам скал («Зима. Деревья», «Аланский храм»),
многозвучием  тонких  струн рассыпаются в облаках  ветви  («Любимое
место»).
   Магрез  Келехсаев  –  один  из  художников,  увидевших  сходство
деревьев  с  людьми, могучим племенем великанов, воздевших  к  небу
руки  в  страстном желании полететь или в танце на ветру,  а  может
быть и в молитве. Всеми силами устремляясь в небо, деревья остаются
на  земле,  осеняя,  защищая  ее своими  крыльями,  как  израненное
крылатое  дерево  у  маленького села,  устроившегося  на  раскрытых
ладонях гор у подножия светлого утреннего мира («Крылатое дерево»).
Художник часто изображает деревья со спиленными ветвями, хотя  сами
спилы пишет декоративно, стилизованно и никогда – натуралистически.
Зрители часто спорят по поводу этих спилов, невзирая на очевидность
множества поэтических метафор их образа. Чаще всего спилы  вызывают
ассоциации   с   маленькими   солнцами   или   чудесными   цветами,
заблудившимися облаками или снегом, и все-таки – это раны. Возможно
синестетически они порождены воспоминаниями художника о  светящемся
круглом окошке в дверце железной печки, перед которым в детстве он,
по  очереди  с  братьями,  учил  по вечерам  уроки  в  родном  селе
Чесельта,  где не было электричества, как и во многих  высокогорных
селах. Почти всегда спилы на его деревьях обрастают лучиками  новых
побегов,  напоминающих изящный почерк его отца, не  вернувшегося  с
войны.
   Колонна, в известном осмыслении, - символ дерева. Неслучайно  ее
пластический  образ  был  использован  в  сценографии   знаменитого
спектакля  «Тимон Афинский», принесшего художнику  звание  лауреата
Государственной премии России. Символике колонны близка
лестница,  по  которой  иногда  почти  невозможно  подняться,  если
падаешь  на  дно,  а у твоего дерева нет корней,  как  в  не  менее
удачной,  чем к «Тимону Афинскому», сценографии пьесы Горького  «На
дне»   (всего  художник  поставил  около  120  спектаклей   Северо-
Осетинского  академического театра им. В.  Тхапсаева).  Деревья  на
холстах  Келехсаева  преображаются  в  упругие  воздушные  шары   с
золотистой чешуей листвы, увлекающие в небо достоверный, земной мир
(«Воспоминание»),  вспыхивают  цветущими  фонтанами  («Весна»)  или
превращаются  в  нити живописного «гобелена», сквозь  которые  день
прыгает в небо по ступенькам заснеженных крыш, напоминающих клавиши
(«Зима  в  горах», «Праздник», картины из серии «Философия  села»),
оплетают   небо  ажурным  кружевом,  в  сетях  которого   золотятся
поспевшие корольки («Корольки»).
   Конечно,  Магрез  Келехсаев  пишет  не  только  пейзажи,  но   и
тематические,  бытовые, философские полотна, портреты,  натюрморты,
декоративные внежанровые панно, в равной степени владея  виртуозной
масляной    техникой,    языком   модернизма    и    реалистической
художественной   школой,   постоянно  пребывая   в   поиске   новых
композиционных  приемов  и средств художественной  выразительности.
При  этом  в  его  работах всегда узнается и живет Осетия,  мир  ее
природы,  истории  и  народа – не только в  характерных,  привычных
предметах  и  мотивах,  но  и  в важнейшем  для  живописца  чувстве
колорита,  богатого,  сложного  и  точно  выражающего  национальный
характер   с   его   внутренним  горением  и  внешней   благородной
сдержанностью.

* На главную страницу галереи * На главную страницу журнала *