Марина ПЕРОВА

 СКУЛЬПТОР СЕРГЕЙ ЦАХИЛОВ.
  УЛЫБКА ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ,
ИЛИ СОН, ПРИСНИВШИЙСЯ ГВОЗДЮ

   
   Он  родился  в  селе Хумалаг в 1952 году. В семье,  кроме  него,
росло  еще  шестеро детей. Художников в роду не было.  Сергей  стал
первым.   Служил   в  армии.  Потом  поступил  во   Владикавказское
художественное   училище  на  отделение  художественной   обработки
металла. Отделение это особое. Его создали специально для поддержки
и   развития  традиционной  национальной   скульптуры  и  торевтики
(художественной  обработки  металла).  Сергей  оказался   студентом
самого  первого  набора.  На отделении в равной  степени  широко  и
достаточно основательно осваиваются ювелирное дело и скульптура. Не
случайно  среди воспитанников Михаила Дзбоева и Валерия Салиева,  у
которых  здесь обучался Сергей, так много учеников стало известными
скульпторами  и  прикладниками. Сергей Цахилов  выбрал  скульптуру.
Поступил   в   Санкт-Петербургский  государственный   академический
институт  им.  И.Е.  Репина,  где  учился  у  знаменитого   Михаила
Аникушина,  автора памятника Пушкину перед зданием Русского  музея.
Дипломную работу выполнил в мастерской Вениамина Пинчука.
   Любитель  всевозможных  веселых  розыгрышей  и  проделок   (коим
остается по сей день), Сергей был одним из самых фанатичных в учебе
студентов. Правда, фанатизм у него особенный. Без надрыва.  Легкий,
с профессиональным удовольствием.
   Учеба  Сергея  – это многие десятки набросков с натуры  за  один
сеанс,    остроумные,   свежие   пластические   этюды,    уверенная
академическая   лепка,   крепкий   профессиональный    рисунок    и
безграничное    творческое   любопытство.    Студенты-искусствоведы
Репинского  благоговейно  шептались у него  за  спиной:  «Вон  идет
скульптор,  который  умеет  и знает  все:  может  сам  выковать   в
институтской  кузнице  инструменты для ваяния,  выгнуть  и  сварить
самый  сложный  металлический  каркас  для  лепки,  знает  литье  и
выколотку,  не говоря уже о ювелирных техниках и, самое главное,  –
различных приемах скульптуры».
   Он  вполне мог состояться как монументалист и с легкостью  ваять
мраморных  ангелов  и  муз,  или отливать величественные  бронзовые
памятники.  Но  к  тому времени, когда Сергей окончил  институт,  в
монументальной   скульптуре  назревал  кризис,   да   и   станковая
скульптура  была  далеко не востребованной. Тем более,  работать  в
скульптуре  не  по  заказу,  а для себя стало  сложнее.  Неимоверно
подорожали  материалы, в особенности – бронза. Сергей Цахилов  стал
преподавать  в  училище,  которое сам  когда-то  окончил.  Вот  где
пригодилось  его особое внутреннее творческое зрение,  которое  так
стараются развить у будущих художников и которое чаще всего  дается
все-таки  от  природы.  Оно далеко не всегда  обретается  вместе  с
профессиональным  образованием, даже с высшим.  Этим  зрением,  как
правило,   обладают  те,  кого  мы  называем  народными  мастерами,
творцами традиционного искусства.
   Такие  художники смотрят на каждый материал, как  на  творческую
основу, пытаясь разглядеть его пластическую сущность, понять только
ему   присущий  язык,  раскрыть  его  возможности.  Поэтому  Сергею
интересен любой металл, любой камень. Он с удовольствием использует
доступную кость крупного рогатого скота («Автопортрет» – из  бычьей
лопатки),  речной  булыжник, дерево. Скульптор сознательно  идет  у
материала   «на  поводу»,  не  навязывая  ему  своего   замысла   и
придуманных качеств, и по-своему учится у его природы, оказываясь в
своем  понимании  путей  рождения пластического  образа  невероятно
близким  мастерам  японского  традиционного  искусства.  Хотя,  как
обнаружилось,   философией   японской   культуры   Сергей   никогда
специально не занимался, и внешне в его работах ничего японского не
проявляется.
   Земля   Осетии   в  прошлом  –  древнейший  очаг  художественной
пластики,  и  пластическое  мышление заложено  у  осетин  в  генах.
Очевидно,  что  главные принципы этого мышления универсальны  и  не
обусловлены временными, географическими и национальными  границами.
И  все-таки, нельзя отрицать некоторой феноменальности произведений
этого  скульптора и их мистического родства с японскими  принципами
красоты.  Например, с принципом «сибуй» – красотой целесообразности
или  предназначения,  заложенной  в  самых  далеких  от  привычного
понимания  искусства функциональных артефактах, где форма подчинена
исключительно функции.
   Эту  красоту,  которую видит опытный воин-самурай  или  японский
мастер-оружейник  в  безупречной остроте и хорошей  закалке  своего
меча,  Сергей  Цахилов обнаруживает в гвоздях и  серпах,  замках  и
молотках,  ключах,  плоскогубцах и  кирках,  водопроводных  трубах,
запасных   частях  станков  и  автомобилей,  и  множестве  подобных
скромных  бытовых  предметов,  где  мало  кому  придет   в   голову
разглядывать  эстетические возможности формы  и,  тем  более,  –  у
подобной формы учиться.
   Форма  бытового предмета – главный актер станковых, пластических
«спектаклей», «поставленных» в пространстве скульптором  Цахиловым,
где  каждый, даже самый «тупой» (в буквальном смысле слова) предмет
раскрывает свое незаурядное дарование. Как, скажем, обычный молоток
во  всех ипостасях: от молоточка до кувалды. Он преображается то  в
семейку  осликов на водопое («Водопой»), то в скворечник («Весна»),
сладко  спит  на кажущейся мягкой и взбитой подушке   из  настоящих
гвоздей, уютно согнув свое сомлевшее  деревянное тело («Сон»),  или
эпатирующе  выступает  в  роли  отхожего  места,  являющего   собой
бронзовый  пьедестал,  на котором «сидит»  в  соответствующей  позе
настоящий   шпунт,   инструмент  для  ваяния,   согнутый   в   виде
человеческой фигуры. Эта работа под названием «мыслитель»  очевидно
представляет остроумный и легко читающийся сатирический подтекст  и
заставляет   вспомнить  историю  Древнего  Рима,  где  «значимость»
подобного  занятия  подчеркивалась пышным  скульптурным  декором  и
мраморными сиденьями общественных уборных на форуме.
   Еще  один  герой  камерной скульптурной сценографии  Цахилова  –
обычный  ключ  от  дверного замка. Ему достались роли  трогательных
влюбленных,  сидящих на скамье из дверной ручки,  а  также  –  роль
головы аиста («Двое», «Аист»).
   Одна  из  самых  светлых и лирических работ Цахилова  –  «Утро».
Здесь  задиристого, длинноногого  петуха играет целая  труппа:  три
серпа, ручка тяпки, а в роли головы с гребешком и бородкой – деталь
деревообрабатывающего   станка,   подаренная   одним   из    друзей
скульптора.
   В   большинстве  работ  Цахилова  преобладает  юмор,   а   также
невероятная  наблюдательность,  которые  выражаются  художником  со
столь  же невероятной изобретательностью. Подобно мифическому зверю
скалят  зубы  плоскогубцы,  представляющие  задорную  и   нахальную
собаку,  охраняющую  огромную кость, или –  доисторической  птицей-
кусачкой  устремляются ввысь, широко развернув ручки, преображенные
ковкой в крылья, едва касаясь земли, а точнее – камня-подставки. То
они  нехотя  и  брезгливо  взбираются на  каменный  лист  кувшинки,
превратившись в царевну-лягушку.
   Глушитель  от  «Жигулей»,  в  просторечье  именуемый  «штанами»,
перевоплощается  в  образ  кокетливо-застенчивой  девочки  в  юбке,
выкованной  из  черного  железа («Порыв  ветра»).  Фрагмент  трубы,
пройдя  через кузнечную обработку, предстает чувственно-откровенным
«Торсом».  Не  говоря уже о гвоздях, любимой массовке,  а  часто  и
главных  героях мини-инсталляций скульптора. «В гондоле» – одна  из
лучших  композиций с участием этих предметов. гвозди – гондольер  и
пассажиры – «плывут» на кирке. Здесь вспоминается еще один японский
принцип  красоты,  очень  известный  –  «саби»,  очарование  следов
времени,  а в буквальном переводе – ржавчина. Мастер использует  не
только  натурально, но и искусственно состаренный металл.  Ржавчину
имитирует  кислотой, придавая тем самым живописное  звучание  своей
пространственной    композиции.   Ржавые,   красноватые    оттенки,
шероховатая    фактура   поверхности   кирки-гондолы    подчеркнуты
глубоким,  холодным  тоном естественного цвета металла,  усиленного
воронением.  Более  глубокое  значение  принципа  «саби»  –  печаль
одиночества  – определяет настроение одной из лучших  его  работ  –
«Окно  старой мельницы», являющейся своеобразным хокку (поэтической
миниатюрой) в скульптуре.
   Лаконичными  скульптурными хокку видятся и  два  подсвечника  из
грабель  и  вил,  на  зубьях которых, словно случайно  остались  не
только  ювелирно исполненные листья, но и шорохи,  шелест  ветра  в
ветвях, запах дыма осенних костров.
   Использование   реальных  бытовых  предметов   в   произведениях
Цахилова кого-то может натолкнуть на мысль о связи его творчества с
поп-артом,  где  мир  созданных человеком вещей также  представляет
главный  объект интересов художника. «…Картина более реальна,  если
она  составлена  из  частей реального мира», – говорил  Раушенберг.
Энди  Уорхолл считал, что газовый насос не менее красив,  чем  холм
или  дерево  в  качестве объекта изображения.  Он  же  сказал,  что
привлекает  внимание к абстрактным свойствам вещей. Художники  поп-
арта  не  считали  свою  деятельность  высоким  искусством,  а   их
творчество напоминало веселые издевки озорных мальчишек.  Но  самое
важное,   пожалуй,   то,  что  они  намеренно  пытались   устранить
присутствие  художника,  или,  точнее,  образное  переосмысление  в
подаче  объекта.  Объект  в  поп-арте  в  творческом  сознании   не
трансформируется.
   В  творчестве  Цахилова, напротив, он подвергается  существенной
творческой  и  радикальной  семантической трансформации.  Скульптор
использует бытовые предметы как художественные средства (в  отличие
от  постмодернизма  и, в частности, того же поп-арта,  где  предмет
выражает   самое  себя  и  не  более),  мало  того,  он  подвергает
концептуальному перевоплощению функциональную  форму, создавая с ее
помощью  то, что является главной чертой искусства – художественный
образ,  в коем всегда обнаруживается присутствие художника. Поэтому
более справедливо было бы назвать творчество Цахилова ассоциативным
реализмом.   именно   реализмом,  потому  что   образы,   созданные
художником,  несмотря  на  своеобразие  их  рождения  и   специфику
художественных средств, необыкновенно жизненно убедительны при всей
неповторимой стилизации, исходящей от формы искомого предмета.
   Работы  Сергея  Цахилова  отличаются  безупречной  лаконичностью
силуэта   и   гармоничностью   пропорций   при   богатейшей    игре
пространства, обозначаемого размещением материальных форм и паузами-
пустотами между ними.
   Форма   во  множестве  интонаций  уплощения  и  объема  свободно
развивается   в   пространстве  композиционного   поля   остроумных
пластических  интерпретаций,  создаваемых  скульптором.   Почти   к
каждому  решению  вполне применимо эллинское определение  –  ничего
лишнего.  У каждой скульптуры свой индивидуальный постамент,  также
несущий художественную нагрузку.
   Несмотря   на  уже  отмеченное  преобладание  юмора  в  образных
трактовках, творчество Цахилова на самом деле достаточно  серьезно.
Образное  содержание  раскрывается не только  благодаря  нетипичным
технологиям, фантазии, смекалке и этакой крестьянской находчивости.
Художник  глубоко профессионально и основательно владеет старинными
и  современными техниками, мало того, изобретает их  сам,  обладает
экологическим  и  философским чувством  материала.  Тем  не  менее,
богатые  средства  творческого языка для него не  являются  главной
целью. Они служат раскрытию образа. Это один из важнейших принципов
реалистического искусства, как и то, что произведения Цахилова явно
имеют  жизнеутверждающий характер. В соавторах скульптора – главные
стихии  мирозданья,  обозначенные еще  в  древности.  Это  –  огонь
кузнечного горна и вода горных рек, обкатывающая камни, податливая,
мягкая  земля  и твердый металл, освобожденный из ее  недр.  Это  –
воздушное  пространство,  принимающее  в  свое  безграничное   лоно
скульптурную  форму, меняющее своим дыханием ее цвет и  фактуру,  и
свет,  подчеркивающий  музыку ее изгибов, в совокупности  рождающие
образы, способные изменить человека к лучшему.
   Очень  вероятно, что Сергей Цахилов на найденном  стилистическом
приеме  не  остановится.  Он говорит, что  идеи  многих  его  работ
видятся  ему  в  графике  и  живописи,  и  вообще,  иногда  хочется
попробовать другой язык.